В вашей корзине нет товаров. |
Внимание! 27.04, 3.05, 8.05 магазин работает до 15-00 28.04 - 1.05, 9.05-10.05 выходные дни. Заказы на сайте принимаются круглосуточно.
Мифы славянского язычества
|
|
Книга в кожаном переплете наверняка не застынет на полке: фантазия, какой автор наделил героя, непременно… вырвется наружу. Она удивит и, возможно, подскажет: всегда можно найти выход из трудного положения. Пусть и немного фантастический! Переплет ручной работы. Натуральная переплетная кожа. Каптал из шелковых нитей. Ляссе шелковое. Обрез торшонированный красной фольгой. Украшение переплета: тиснение полиграфической фольгой двух цветов.
В книге собраны работы этнографа и историка Дмитрия Оттовича Шеппинга (1823–1895), посвященные славянскому язычеству. Автор проводит сравнительные исследования славянских мифов с другими индоевропейскими мифологиями, прежде всего балтийской. Шеппинг прослеживает этапы развития славянской мифологии, находит глубинные взаимосвязи между языком, бытом и художественным творчеством славянских народностей, определяет специфику славянских мифологических представлений.
Книга предназначена для широкого круга читателей, интересующихся вопросами славянских древностей. Религиозные верования человека, проистекая из особенностей его миросозерцания и понятия жизни, отражают необходимо в себе постепенное развитие его разумного самосознания и, проникая во все отрасли его семейной и гражданской жизни, являются нам краеугольным камнем не только частных обычаев и нравов домашнего быта, но и общим основным началом его исторических преданий, его народности, просвещения и развития его гражданской и политической жизни. У нас, в России, куда ни заглянем, в темные ли предания старины, или в волшебный мир песен и сказок; в исторические ли скрижали нашей славной родины, или в ежедневный быт нашей простонародной жизни: везде встречаем более или менее явственные следы язычества – язычества, не искорененного и не изглаженного десятью веками христианства и образования. Вот что побудило меня обратить внимание на мифы древних славян, сохранившиеся до сих пор в праздниках и обрядах, суевериях и сказках, песнях и пословицах нашего народа, и исследовать внутреннюю силу этих призраков народной фантазии, охранявшую их так долго от забвения времени и от света просвещения и истины. Такая высокая сила внутреннего значения наших мифов поражает нас тем более, что никакие вещественные памятники языческого богослужения: храмы, кумиры и пр. – не устояли против всеразрушающего времени и религиозной ревности проповедников первых веков христианства и не дошли до нас. Таким образом, изучение славянской мифологии должно ограничиваться одними изустными преданиями и перечнем имен богов, сохранившихся в наших песнях, припевах и поговорках. Кроме того, до нас дошли некоторые сведения о капищах, кумирах и обрядах славян в летописях как туземных, так и иноплеменных писателей Средних веков. Но исполненные враждебного пристрастия к язычеству, они не обращали внимания на истинное значение описываемых ими предметов и только по необходимости и вскользь упоминают об этих богомерзких теребах и бесовских сборищах, так что эти темные намеки наших летописцев на богов и на обряды нашего язычества скорее сами нуждаются в объяснении посредством мифологии, чем могут дать нам о ней верные сведения. К этой бедности материалов присовокупляется в конце XVII века еще новое затруднение, происшедшее из нелепого направления тогдашних ученых Германии – заменять собственными выдумками то, что не передала им история. Это ложное направление довершилось наконец постыдным обманом двух золотых дел мастеров (Мекленбургского городка Ней-Бранденбурга): Пелька и Шпонгольца, которые, сочинив басню об открытии древней Ретры близ села Прильвиц, продали Мекленбургскому герцогу собрание металлических божеств и священных сосудов, будто происходящих от древней Ретры; но вернее всего, они были вылиты и украшены выдуманными ими славянскими руническими надписями. Естественно, что такое направление в изучении наших древностей надолго затемнило истинный путь развития религиозных верований славян и низвергло нашу мифологию в мрачный хаос имен, символов и атрибутов не только сомнительного существования, но часто совершенно противоположных всем понятиям нашего язычества и всем основам нашего народного быта и миросозерцания. Все внимание было обращено только на внешние формы кумиров и их атрибуты; и мифографы, не сознавая, что кумир есть уже высшая степень развития понятия о каком-нибудь божестве, старались все фантастические образы народного суеверия превратить в объективные кумиры, когда достоверно можно сказать, что они большею частью до этой степени своего развития дойти не успели. Но если бы и можно было предположить, что они развились до этой степени, тем не менее нелепо судить о таком кумире, о котором ничего неизвестно. Вот, однако же, главная цель наших самона- дежных мифологов конца XVIII и начала XIX века. Так признается чистосердечно Григорий Глинка в предисловии к древней религии славян (Митава, 1804 года): «Описывая произведение фантазии или мечтательности, я думаю, что не погрешу, если при встречающихся пустотах и недостатках в ее произведениях буду наполнять собственною, под древнюю стать, фантазиею... Я переселяюсь в пространные разнообразные области фантазии древних славян и проч.» Эта выписка показывает нам всю скудность взгляда и понятия наших мифографов, старавшихся собственным воображением заменять недостатки наших преданий. К счастью, эта жалкая страсть к педагогической классификации прекратилась с сочинениями Кайсарова и Глинки; но, тем не менее, останутся еще долго между нами следы данного ими направления, и долго еще слепая вера в истину прильвицких древностей найдет своих защитников и поклонников между нашими учеными; даже сам знаменитый наш историограф Карамзин не в силах был оторваться от этих предубеждений. По диалектическому развитию всякая крайность производит другую ей противоположную крайность; вот почему наши мифологи из этой слепой веры ко всем произвольным их предшественникам бросились вдруг в систему отрицания, отвергая все, чего не знали, – легкий способ, не читая и не трудившись, на двух страницах определить целую науку. Этот новый путь открыл у нас Строев (в своей мифологии Славян Российских. Москва, 1815 г.); но, кроме Приезжего, не имел он других последователей. Однако же Строев впервые обратил внимание на изыскание внутреннего значения наших мифов, возвысив голос против привязанности к пустым внешним формам нашего язычества. Не удовлетворяясь более одною компиляциею фактов, наши ученые обратились к изучению иноземных мифологий, дабы чрез сравнение с ними объяснить себе наши темные предания. Этой сравнительной системе следовали Данковский в Песте и Руссов в Москве, оба старались доказать происхождение наших мифов от богов Греции и Рима. Почти подобное значение, хотя по цели своей совершенно противоположное, имеют сочинения Венелина, также исключительно основанные на филологических сближениях и выводах. Гануш, Юнгман и Колар, следуя тому же направлению, с большею справедливостью обратили свои изыскания на Восток, эту общую колыбель всех племен, языков и верований нынешней Европы. Много здесь удачных сравнений и остроумных догадок, но в целом эти сочинения неудовлетворительны, потому что автор, приступая к труду своему с готовыми вперед понятиями, подчиняет им невольно самое изложение фактов, которое из главной цели сочинения делается таким образом второстепенным средством для доказательства принятой системы, лишающей сочинение конкретного единства изложения и цели – фактов и значения. Еще следует упрекнуть этих чешских сочинителей в излишней доверенности к авторитету Маша и Потоцкого и в совершенном незнании богатых материалов, сокрытых в недрах нашей русской простонародной жизни, в ее песнях, обычаях и суевериях. На эти, доселе скрытые, сокровища древнего быта славян обратили впервые наше внимание Сахаров и в особенности Снегирев, а за ними Срезневский и в 1848 году Терещенко, которого труд при совершенном отсутствии всякой системы останется, однако же, еще надолго полнейшим сборником материалов. Эти сочинения бросили совершенно новый свет на науку нашей мифологии и, отложив наконец в сторону тщетное желание полного фактического изучения всех подробностей форм и обрядов богослужения, замысловатых филологических выводов и сравнений, мы обратились наконец к истинному началу всех наших народных верований и к философскому воззрению на глубокое значение основной идеи наших мифов, соединяющей все разнородные материалы в одно целое здание религиозного миросознания славянина. В этом новом направлении изменилось и самое понятие фактов, под которыми прежде разумелась одна только мертвая внешность кумиров, тогда как, напротив, главные материалы для воссоздания нашего язычества хранятся в живом источнике самобытной народности славянских племен. Итак, положительно сказать можно, что наука достигла наконец истинного понятия нашей мифологии, видя в ней один бесконечный ряд поэтических олицетворений, законов, сил и явлений природы, – олицетворений, созданных пышною народною фантазиею и проникнутых духом глубокого миросознания славянина. Вот почему понятия и образные представления язычества, изгнанных христианством из сферы религии в фантастическую область сказок и суеверий, в ней не погибли и, внедрившись в простонародный быт славянина, пустили в нем глубокие неискоренимые корни и роскошной жизнью расцвели в его сельских занятиях, нравах, песнях и празднествах. ПРЕДИСЛОВИЕ 5 ГЛАВА I ОБЩИЙ ВЗГЛЯД НА РАЗВИТИЕ СЛАВЯНСКОЙ МИФОЛОГИИ 14 Единобожие – развитие антропоморфического пантеизма. Разделение славянского мифа на три эпохи – коллективные духи – качественные божества – объективные личности кумиров – прекращение дальнейшего развития этих личностей – применение такого разделения мифов на три эпохи к именам богов и обрядам нашего язычества. Религиозное миросозерцание славянина – дуализм примирения – влияние чужеземных верований на славянскую мифологию – христианство ГЛАВА II БОГ – ЖИВА И МОРА – ЖИЗНЬ И СМЕРТЬ 38 Первоначальная религия славян – слово Бог – его значение и происхождение. Поклонение идее плодородия – преобладание женского элемента – жизнь и смерть – Жива и Мора – корнесловия – боги жизни – боги смерти – влияние христианства на языческое понятие смерти – Тризны и Радуницы – боги ада и зла – символическое значение льва, дракона, чуда морского и огненных змеев – историческое происхождение этих аллегорических представлений ГЛАВА III ОЛИЦЕТВОРЕНИЕ ИДЕИ ПЛОДОРОДИЯ ОТНОСИТЕЛЬНО ЧЕЛОВЕКА 64 Высокое предназначение женщины относительно общего закона плодородия – maler mamella – боги родов и зачатия – Цица – Дидилия – Баба – понятия девственной красоты, любви и плодоносного брака – Жива – Дева – Лада – Филологическое исследование ее имени и значения. Мужской элемент плодородия – распространее приапизма – Тур и Ярило. Боги бесплодия, болезни и дряхлой старости – Хворст иди Корша – его значение в Киеве – литовский Курхо – переход Корша из бога болезни в бога здравия – эпидемии и поветрия – Чума или Дзума ГЛАВА IV ДОМОВЫЕ ДУХИ 87 Значение этого термина – олицетворение внутренней субъективной жизни человека Рожаницы и Ведогоны – олицетворения страха и угрызения совести – пугалища – волхвы и ведьмы – историческое существование их и переход в религиозные мифы славян. Домовые в собственном смысле, как хранители дома и его принадлежностей – Пан Чур – божества менее известные или сомнительного существования ГЛАВА V ОЛИИЦЕТВОРЕНИЕ ИДЕИ ПЛОДОРОДИЯ В ЦАРСТВЕ ЖИВОТНЫХ 101 Живонна и Марцана – жизнь и смерть – смешение этих понятий. Велес, скотий бог – частные покровители скота и других домашних животных – боги охоты, поветрия и эпидемии ГЛАВА VI БОГИ РАСТИТЕЛЬНОГО ЦАРСТВА 110 Понятие весны и осени – Веснянки и Оснянки – Весна и Освена – значение лета и зимы – духи полевой и лесной растительности – Бор, бог лесов – частные покровители отдельных растений – значение славянского Вакха. Боги бесплодия растительного царства, засухи и неурожая – Кродо и Гладолет – переход его в Житоврата, бога изобилия хлебов ГЛАВА VII БОГИ НЕОРГАНИЧЕСКОЙ ПРИРОДЫ 121 Олицетворение земного материка и минерального царства – боги кладов – подземные и горные духи. Значение воды в славянском мифе – коллективные водяные духи: Русалки, Мавки, Дедушки и Водняки – Первоначальное значение Купалы и Ледника – Купало и Купальница – Вóда, бог воды – переход его значения к скандинавскому Одину – другие названия славянского Нептуна ГЛАВА VIII БОГИ НЕБА ВООБЩЕ 135 Чужеземное направление славянского язычества. Тождество Световита, Радегаста и Перуна – слово вит (wicht) – его происхождение – Радегаст, ненастоящее имя бога Ретры – Перун не первоначальное имя славянскаго громовника – появление немецкого Тора в славянских мифах – боги войны и боги грома – русские и иностранные слова и географические названия, происходящие от имени Тора – Тор есть Твор, творец – тождество его со Сворогом и Дажбогом. Тождество Велеса с Ваалом – значение быка – филологическое исследование корня вал, бал, бел, был – боги, происходящие от этого корня – Белос – Беленус, значение этого слова – тождество Беленуса с Белбогом – Чернобог – Соботка ГЛАВА IX БОГИ НЕБЕСНЫХ СВЕТИЛ 170 Древнейшие памятники славян о почитании небесных светил – девы солнца – луна – звезды – олицетворения разных фазисов денного кругообращения солнца – боги зари, полдня, вечера и ночи – весеннее и осеннее солнце: жар и свет – лето и зима – Яровит, Световит, Боревит и Каревит. Аллегорическое значение многоголовных кумиров ГЛАВА X БОГИ АТМОСФЕРЫ 181 Перун – происхождение его имени – первоначальное название бога грома – переход от понятия грома к понятиям ветра и дождя – ветер – Похвист и Стрибог – значение слова стри – боги сырости и дождя – боги ветра и непогоды – скандинавский миф о Кари – боги холода и мороза. Перенесение этих значений на христианские имена ГЛАВА XI БОГИ ОГНЯ И ВОЙНЫ 193 Значение огня в славянском мифе – обоготворение огня как стихии – поклонение огню как символу богов неба – жертвоприношения – Бадный вечер – аллегорическое изображение молнии – Змоки и Змокасы. Боги войны – первоначальное значение Разводица и Лада – позднейшие кумиры богов войны – обоготворение знаменитых витязей – Радегаст – Сворог – Полкан ГЛАВА XII ПРАЗДНИКИ И ВРЕМЯИСЧИСЛЕНИЕ ДРЕВНИХ СЛАВЯН 124 Несуществование абстрактного понятия времени – относительное понятие времен года по явлениям земной природы – остатки оного в сельском быту русского народа – главные праздники земной природы – астрономическое измерение времени – праздники Яра и Световита – значение Купалы и Коляды и примирение в них враждебных начал религии земли и религии солнца
В книге собраны работы этнографа и историка Дмитрия Оттовича Шеппинга (1823–1895), посвященные славянскому язычеству. Автор проводит сравнительные исследования славянских мифов с другими индоевропейскими мифологиями, прежде всего балтийской. Шеппинг прослеживает этапы развития славянской мифологии, находит глубинные взаимосвязи между языком, бытом и художественным творчеством славянских народностей, определяет специфику славянских мифологических представлений.
Книга предназначена для широкого круга читателей, интересующихся вопросами славянских древностей. Религиозные верования человека, проистекая из особенностей его миросозерцания и понятия жизни, отражают необходимо в себе постепенное развитие его разумного самосознания и, проникая во все отрасли его семейной и гражданской жизни, являются нам краеугольным камнем не только частных обычаев и нравов домашнего быта, но и общим основным началом его исторических преданий, его народности, просвещения и развития его гражданской и политической жизни. У нас, в России, куда ни заглянем, в темные ли предания старины, или в волшебный мир песен и сказок; в исторические ли скрижали нашей славной родины, или в ежедневный быт нашей простонародной жизни: везде встречаем более или менее явственные следы язычества – язычества, не искорененного и не изглаженного десятью веками христианства и образования. Вот что побудило меня обратить внимание на мифы древних славян, сохранившиеся до сих пор в праздниках и обрядах, суевериях и сказках, песнях и пословицах нашего народа, и исследовать внутреннюю силу этих призраков народной фантазии, охранявшую их так долго от забвения времени и от света просвещения и истины. Такая высокая сила внутреннего значения наших мифов поражает нас тем более, что никакие вещественные памятники языческого богослужения: храмы, кумиры и пр. – не устояли против всеразрушающего времени и религиозной ревности проповедников первых веков христианства и не дошли до нас. Таким образом, изучение славянской мифологии должно ограничиваться одними изустными преданиями и перечнем имен богов, сохранившихся в наших песнях, припевах и поговорках. Кроме того, до нас дошли некоторые сведения о капищах, кумирах и обрядах славян в летописях как туземных, так и иноплеменных писателей Средних веков. Но исполненные враждебного пристрастия к язычеству, они не обращали внимания на истинное значение описываемых ими предметов и только по необходимости и вскользь упоминают об этих богомерзких теребах и бесовских сборищах, так что эти темные намеки наших летописцев на богов и на обряды нашего язычества скорее сами нуждаются в объяснении посредством мифологии, чем могут дать нам о ней верные сведения. К этой бедности материалов присовокупляется в конце XVII века еще новое затруднение, происшедшее из нелепого направления тогдашних ученых Германии – заменять собственными выдумками то, что не передала им история. Это ложное направление довершилось наконец постыдным обманом двух золотых дел мастеров (Мекленбургского городка Ней-Бранденбурга): Пелька и Шпонгольца, которые, сочинив басню об открытии древней Ретры близ села Прильвиц, продали Мекленбургскому герцогу собрание металлических божеств и священных сосудов, будто происходящих от древней Ретры; но вернее всего, они были вылиты и украшены выдуманными ими славянскими руническими надписями. Естественно, что такое направление в изучении наших древностей надолго затемнило истинный путь развития религиозных верований славян и низвергло нашу мифологию в мрачный хаос имен, символов и атрибутов не только сомнительного существования, но часто совершенно противоположных всем понятиям нашего язычества и всем основам нашего народного быта и миросозерцания. Все внимание было обращено только на внешние формы кумиров и их атрибуты; и мифографы, не сознавая, что кумир есть уже высшая степень развития понятия о каком-нибудь божестве, старались все фантастические образы народного суеверия превратить в объективные кумиры, когда достоверно можно сказать, что они большею частью до этой степени своего развития дойти не успели. Но если бы и можно было предположить, что они развились до этой степени, тем не менее нелепо судить о таком кумире, о котором ничего неизвестно. Вот, однако же, главная цель наших самона- дежных мифологов конца XVIII и начала XIX века. Так признается чистосердечно Григорий Глинка в предисловии к древней религии славян (Митава, 1804 года): «Описывая произведение фантазии или мечтательности, я думаю, что не погрешу, если при встречающихся пустотах и недостатках в ее произведениях буду наполнять собственною, под древнюю стать, фантазиею... Я переселяюсь в пространные разнообразные области фантазии древних славян и проч.» Эта выписка показывает нам всю скудность взгляда и понятия наших мифографов, старавшихся собственным воображением заменять недостатки наших преданий. К счастью, эта жалкая страсть к педагогической классификации прекратилась с сочинениями Кайсарова и Глинки; но, тем не менее, останутся еще долго между нами следы данного ими направления, и долго еще слепая вера в истину прильвицких древностей найдет своих защитников и поклонников между нашими учеными; даже сам знаменитый наш историограф Карамзин не в силах был оторваться от этих предубеждений. По диалектическому развитию всякая крайность производит другую ей противоположную крайность; вот почему наши мифологи из этой слепой веры ко всем произвольным их предшественникам бросились вдруг в систему отрицания, отвергая все, чего не знали, – легкий способ, не читая и не трудившись, на двух страницах определить целую науку. Этот новый путь открыл у нас Строев (в своей мифологии Славян Российских. Москва, 1815 г.); но, кроме Приезжего, не имел он других последователей. Однако же Строев впервые обратил внимание на изыскание внутреннего значения наших мифов, возвысив голос против привязанности к пустым внешним формам нашего язычества. Не удовлетворяясь более одною компиляциею фактов, наши ученые обратились к изучению иноземных мифологий, дабы чрез сравнение с ними объяснить себе наши темные предания. Этой сравнительной системе следовали Данковский в Песте и Руссов в Москве, оба старались доказать происхождение наших мифов от богов Греции и Рима. Почти подобное значение, хотя по цели своей совершенно противоположное, имеют сочинения Венелина, также исключительно основанные на филологических сближениях и выводах. Гануш, Юнгман и Колар, следуя тому же направлению, с большею справедливостью обратили свои изыскания на Восток, эту общую колыбель всех племен, языков и верований нынешней Европы. Много здесь удачных сравнений и остроумных догадок, но в целом эти сочинения неудовлетворительны, потому что автор, приступая к труду своему с готовыми вперед понятиями, подчиняет им невольно самое изложение фактов, которое из главной цели сочинения делается таким образом второстепенным средством для доказательства принятой системы, лишающей сочинение конкретного единства изложения и цели – фактов и значения. Еще следует упрекнуть этих чешских сочинителей в излишней доверенности к авторитету Маша и Потоцкого и в совершенном незнании богатых материалов, сокрытых в недрах нашей русской простонародной жизни, в ее песнях, обычаях и суевериях. На эти, доселе скрытые, сокровища древнего быта славян обратили впервые наше внимание Сахаров и в особенности Снегирев, а за ними Срезневский и в 1848 году Терещенко, которого труд при совершенном отсутствии всякой системы останется, однако же, еще надолго полнейшим сборником материалов. Эти сочинения бросили совершенно новый свет на науку нашей мифологии и, отложив наконец в сторону тщетное желание полного фактического изучения всех подробностей форм и обрядов богослужения, замысловатых филологических выводов и сравнений, мы обратились наконец к истинному началу всех наших народных верований и к философскому воззрению на глубокое значение основной идеи наших мифов, соединяющей все разнородные материалы в одно целое здание религиозного миросознания славянина. В этом новом направлении изменилось и самое понятие фактов, под которыми прежде разумелась одна только мертвая внешность кумиров, тогда как, напротив, главные материалы для воссоздания нашего язычества хранятся в живом источнике самобытной народности славянских племен. Итак, положительно сказать можно, что наука достигла наконец истинного понятия нашей мифологии, видя в ней один бесконечный ряд поэтических олицетворений, законов, сил и явлений природы, – олицетворений, созданных пышною народною фантазиею и проникнутых духом глубокого миросознания славянина. Вот почему понятия и образные представления язычества, изгнанных христианством из сферы религии в фантастическую область сказок и суеверий, в ней не погибли и, внедрившись в простонародный быт славянина, пустили в нем глубокие неискоренимые корни и роскошной жизнью расцвели в его сельских занятиях, нравах, песнях и празднествах. ПРЕДИСЛОВИЕ 5 ГЛАВА I ОБЩИЙ ВЗГЛЯД НА РАЗВИТИЕ СЛАВЯНСКОЙ МИФОЛОГИИ 14 Единобожие – развитие антропоморфического пантеизма. Разделение славянского мифа на три эпохи – коллективные духи – качественные божества – объективные личности кумиров – прекращение дальнейшего развития этих личностей – применение такого разделения мифов на три эпохи к именам богов и обрядам нашего язычества. Религиозное миросозерцание славянина – дуализм примирения – влияние чужеземных верований на славянскую мифологию – христианство ГЛАВА II БОГ – ЖИВА И МОРА – ЖИЗНЬ И СМЕРТЬ 38 Первоначальная религия славян – слово Бог – его значение и происхождение. Поклонение идее плодородия – преобладание женского элемента – жизнь и смерть – Жива и Мора – корнесловия – боги жизни – боги смерти – влияние христианства на языческое понятие смерти – Тризны и Радуницы – боги ада и зла – символическое значение льва, дракона, чуда морского и огненных змеев – историческое происхождение этих аллегорических представлений ГЛАВА III ОЛИЦЕТВОРЕНИЕ ИДЕИ ПЛОДОРОДИЯ ОТНОСИТЕЛЬНО ЧЕЛОВЕКА 64 Высокое предназначение женщины относительно общего закона плодородия – maler mamella – боги родов и зачатия – Цица – Дидилия – Баба – понятия девственной красоты, любви и плодоносного брака – Жива – Дева – Лада – Филологическое исследование ее имени и значения. Мужской элемент плодородия – распространее приапизма – Тур и Ярило. Боги бесплодия, болезни и дряхлой старости – Хворст иди Корша – его значение в Киеве – литовский Курхо – переход Корша из бога болезни в бога здравия – эпидемии и поветрия – Чума или Дзума ГЛАВА IV ДОМОВЫЕ ДУХИ 87 Значение этого термина – олицетворение внутренней субъективной жизни человека Рожаницы и Ведогоны – олицетворения страха и угрызения совести – пугалища – волхвы и ведьмы – историческое существование их и переход в религиозные мифы славян. Домовые в собственном смысле, как хранители дома и его принадлежностей – Пан Чур – божества менее известные или сомнительного существования ГЛАВА V ОЛИИЦЕТВОРЕНИЕ ИДЕИ ПЛОДОРОДИЯ В ЦАРСТВЕ ЖИВОТНЫХ 101 Живонна и Марцана – жизнь и смерть – смешение этих понятий. Велес, скотий бог – частные покровители скота и других домашних животных – боги охоты, поветрия и эпидемии ГЛАВА VI БОГИ РАСТИТЕЛЬНОГО ЦАРСТВА 110 Понятие весны и осени – Веснянки и Оснянки – Весна и Освена – значение лета и зимы – духи полевой и лесной растительности – Бор, бог лесов – частные покровители отдельных растений – значение славянского Вакха. Боги бесплодия растительного царства, засухи и неурожая – Кродо и Гладолет – переход его в Житоврата, бога изобилия хлебов ГЛАВА VII БОГИ НЕОРГАНИЧЕСКОЙ ПРИРОДЫ 121 Олицетворение земного материка и минерального царства – боги кладов – подземные и горные духи. Значение воды в славянском мифе – коллективные водяные духи: Русалки, Мавки, Дедушки и Водняки – Первоначальное значение Купалы и Ледника – Купало и Купальница – Вóда, бог воды – переход его значения к скандинавскому Одину – другие названия славянского Нептуна ГЛАВА VIII БОГИ НЕБА ВООБЩЕ 135 Чужеземное направление славянского язычества. Тождество Световита, Радегаста и Перуна – слово вит (wicht) – его происхождение – Радегаст, ненастоящее имя бога Ретры – Перун не первоначальное имя славянскаго громовника – появление немецкого Тора в славянских мифах – боги войны и боги грома – русские и иностранные слова и географические названия, происходящие от имени Тора – Тор есть Твор, творец – тождество его со Сворогом и Дажбогом. Тождество Велеса с Ваалом – значение быка – филологическое исследование корня вал, бал, бел, был – боги, происходящие от этого корня – Белос – Беленус, значение этого слова – тождество Беленуса с Белбогом – Чернобог – Соботка ГЛАВА IX БОГИ НЕБЕСНЫХ СВЕТИЛ 170 Древнейшие памятники славян о почитании небесных светил – девы солнца – луна – звезды – олицетворения разных фазисов денного кругообращения солнца – боги зари, полдня, вечера и ночи – весеннее и осеннее солнце: жар и свет – лето и зима – Яровит, Световит, Боревит и Каревит. Аллегорическое значение многоголовных кумиров ГЛАВА X БОГИ АТМОСФЕРЫ 181 Перун – происхождение его имени – первоначальное название бога грома – переход от понятия грома к понятиям ветра и дождя – ветер – Похвист и Стрибог – значение слова стри – боги сырости и дождя – боги ветра и непогоды – скандинавский миф о Кари – боги холода и мороза. Перенесение этих значений на христианские имена ГЛАВА XI БОГИ ОГНЯ И ВОЙНЫ 193 Значение огня в славянском мифе – обоготворение огня как стихии – поклонение огню как символу богов неба – жертвоприношения – Бадный вечер – аллегорическое изображение молнии – Змоки и Змокасы. Боги войны – первоначальное значение Разводица и Лада – позднейшие кумиры богов войны – обоготворение знаменитых витязей – Радегаст – Сворог – Полкан ГЛАВА XII ПРАЗДНИКИ И ВРЕМЯИСЧИСЛЕНИЕ ДРЕВНИХ СЛАВЯН 124 Несуществование абстрактного понятия времени – относительное понятие времен года по явлениям земной природы – остатки оного в сельском быту русского народа – главные праздники земной природы – астрономическое измерение времени – праздники Яра и Световита – значение Купалы и Коляды и примирение в них враждебных начал религии земли и религии солнца |
|
|
|
|
|