В вашей корзине нет товаров. |
Внимание! 27.04, 3.05, 8.05 магазин работает до 15-00 28.04 - 1.05, 9.05-10.05 выходные дни. Заказы на сайте принимаются круглосуточно.
|
Славянский и восточный орнамент по рукописям древнего и Нового времени, собрал и исследовал Владимир Стасов
Акция
Отсутствует на складе
|
Альбом подготовлен на основе исследований русского и восточного орнамента в рукописях VI–XIX вв. известным историком искусств В.В. Стасовым (1824–1906).
Владимир Васильевич Стасов (14 января 1824, Санкт-Петербург – 23 октября 1906, Санкт-Петербург) – русский музыкальный и художественный критик, историк искусств, архивист, общественный деятель.
Альбом подготовлен на основе исследований русского и восточного орнамента в рукописях VI–XIX вв. известным историком искусств В.В. Стасовым (1824–1906). Известный историк искусств В.В. Стасов, изучая древнерусское искусство, был поражен «характерностью и красотою заглавных букв и заставок, и вообще орнаментации, древних наших рукописей», так он стал снимать копии из понравившихся ему орнаментов, но на этом его интерес не исчез, он стал анализировать природу и историю орнамента, нашедшего свое отражение в этих рукописях, так пишет сам автор во вступительной статье к изданию: «Для этого, продолжая изучать обширный материал, доступный мне в России, я нашел нужным присоединить еще материал, представляемый европейскими собраниями и коллекциями. В продолжение нескольких путешествий, совершенных мной с 1862 по 1881 год, я изучал орнаментацию по славянским и восточным рукописям значительнейших европейских собраний». Материал для настоящего издания был собираем мной в течение более 25 лет, с большими, впрочем, перерывами, вследствие моих служебных и других занятостей. Первым поводом к собиранию этого материала послужила для меня выставка русских рукописей от XI до XVIII века, появившаяся в Императорской публичной библиотеке в 1856 году: ее, в числе многих других выставок, по желанию директора библиотеки, барона (впоследствии графа) М.А. Корфа, устроил тогдашний хранитель рукописей А.Ф. Бычков. Занятый в то время изучением многих сторон древнего русского искусства, я был поражен характерностью и красотою заглавных букв и заставок, и вообще орнаментации, древних наших рукописей. Особливо своеобразною мне казалась орнаментация русских рукописей XIII и XIV столетий. Я стал снимать копии со всего, что находил самого замечательного по этой части, и в несколько лет у меня составилась очень значительная коллекция снимков с заглавных букв и орнаментов замечательнейших рукописей Императорской публичной библиотеки и Румянцевского музея (тогда еще находившегося в Петербурге). Вначале, согласно общераспространенному мнению, я считал, что вся эта орнаментация была прямо заимствована из рукописей греко-византийских, болгарских и сербских. Но, познакомившись ближе с этими последними в богатых коллекциях нашей Публичной библиотеки и, сверх того, с югославянскими, преимущественно по коллекциям, вывезенным А.Ф Гильфердингом в 50-х гг. из Сербии, Герцеговины, Боснии, Македонии и т. д., я убедился, что одним заимствованием от византийцев, сербов и болгар нельзя объяснить всех орнаментальных форм, встречаемых в наших рукописях. Я находил, что одни формы происходят из иных еще чуждых источников, кроме Византии, Болгарии и Сербии, другие – имеют происхождение местное, собственно русское. Я увидел необходимость раздвинуть шире рамки исследования и включить в его пределы орнаментацию разных народностей, не принимавшихся прежде в расчет. Для этого, продолжая изучать обширный материал, доступный мне в России, я нашел нужным присоединить еще материал, представляемый европейскими собраниями и коллекциями. В продолжение нескольких путешествий, совершенных мной с 1862 по 1881 год, я изучал орнаментацию по славянским и восточным рукописям значительнейших европейских собраний. Везде, и в России, и на Западе, я встречал крайнее радушие и помощь, как со стороны гг. хранителей общественных и частных рукописных коллекций, так и со стороны ученых, к которым мне случалось обращаться за советом и указанием. Всего более я пользовался драгоценными рукописными сокровищами С.-Петербургской Императорской публичной библиотеки, и здесь я необыкновенно много обязан, в продолжение целой четверти столетия, радушному участию академика А.Ф. Бычкова, который, кроме всей остальной помощи, оказываемой моему труду советом и критикой, на основании своего долголетнего изучения и знания русских рукописей, постоянно указывал мне на те из них, которые имели точно определенное областное происхождение, а этот вопрос имел для моего труда первостепенное значение. В библиотеке С.-Петербургской Духовной академии он просмотрел для меня и определил время и место происхождения многих важнейших рукописей, прежде принадлежавших Новгородскому Софийскому собору и до сих пор еще специально не исследованных. В течение 1882–1883 гг., будучи уже директором Императорской публичной библиотеки, А.Ф. Бычков также много помог моему труду, вытребовав в Петербург, официальным путем, некоторые очень важные рукописи на просмотр: из Бухареста и из Киева – румынские, из казанской Духовной академии – соловецкие, из полтавской Духовной семинарии – одну галицкую. В Москве, при изучении мной рукописей Публичного и Румянцевского музея и других московских собраний, мне оказал много доброй помощи своим знанием А.Е. Викторов, хранитель отделения рукописей в означенном музее. Академикам и профессорам: Ягичу в Петербурге и Миклошичу в Вене я многим обязан (1880) в хронологическом определении некоторых глаголических и югославянских рукописей. Каноник Рачки, в Загребе, с величайшею обязательностью помогал мне (1880) при изучении югославянских рукописей двух загребских библиотек: Академической и Метрополитальной. Профессор Стоян Новакович, в Белграде, оказал мне точно такую же сочувственную помощь при изучении мною (1880) сербских и болгарских рукописей в двух белградских библиотеках: «Народной» и «Сербского ученого дружства». Профессору Патере я чрезвычайно много был обязан при изучении, в Праге (1880), чешских рукописей, находящихся в трех пражских библиотеках: Чешского музея, Университетской и Капитульской (соборной). Профессора Патканов (в Петербурге) и Эмин (в Москве) с большою любезностью занялись, по моей просьбе, определением многих рукописей армянских, профессора Чубинов и Цагарелли (в Петербурге) – подобным же определением многих рукописей грузинских. Отец Алишан, викарий армянского монастыря на острове Св. Лазаря, близ Венеции, с величайшим сочувствием сообщал мне (1880) все имеющиеся в их библиотеке хронологические сведения об армянских рукописях великолепного их собрания. Профессор Вествуд оказал мне великую помощь во время изучения мною (1862) рукописей Бодлеянской библиотеки в Оксфорде. Директора, бывший и нынешний, отдела рукописей Британского музея, Мадден и Бонд, и хранитель тамошнего отдела восточных рукописей, Рие, с величайшей готовностью давали мне всегда, в бытность мою в Лондоне, в 1862, 1867, 1873, 1875, 1878 и 1880 гг., полную возможность изучать необходимые мне рукописи, так что, например, я просмотрел, одну за другой, все решительно эфиопские рукописи, привезенные в Лондон из Африки, после кончины абиссинского короля Феодора, и почти все без исключения коптские, сирийские и византийские рукописи Британского музея. Директора, бывший и нынешний, отделения рукописей парижской Национальной библиотеки, Гаазе и Мишлан, и хранитель отделения восточных рукописей ее, Цоттенберг, при всех моих посещениях Парижа, в 1862, 1867, 1873, 1875, 1878 и 1880 годах, и при всех занятиях в их библиотеке, были необыкновенно обязательны и много облегчали мне мой труд; г. Цоттенберг, как один из замечательнейших ориенталистов, делал мне, в продолжение долголетнего нашего знакомства, много полезнейших указаний по части рукописей сирийских, коптских, арабских, армянских, грузинских и др. парижской библиотеки. По просьбе кардинала Питра, кардинал Симеони дозволил мне доступ, всегда столько затруднительный, в библиотеку «Пропаганды» в Риме (1880). Первый современный знаток коптского языка, профессор Ревильу, в Париже, с самою обязательною готовностью принял на себя труд хронологического определения для меня древнейших коптских рукописей библиотеки «Пропаганды» в Риме и Неаполитанского национального музея, от V до X века (1880). Профессор Штерн, в Берлине, указал мне (1880) все значительнейшие коптские рукописи берлинской Публичной библиотеки; доктор Клатт, консерватор восточных рукописей той библиотеки, – все ее замечательнейшие армянские, грузинские и арабские рукописи. Профессор Карабачек, в Вене, предоставил, с необычайным великодушием, в полное мое распоряжение, для изучения и копирования, все великолепное свое собрание снимков с куфических рукописей из всех значительнейших европейских коллекций (1880). Но, кроме того, я считаю себя очень много обязанным всем вообще гг. хранителям отделения рукописей в публичных русских и европейских библиотеках, где мне привелось работать в течение последних 15 лет. Много мне помогли, кроме исчисленных выше, гг. хранители рукописей в библиотеках: Академии науки в С.-Петербурге (г. Ламбин), С.-Петербургской Духовной академии (г. Родосский), Московской синодальной типографии (г. инспектор Румянцев), московского Архангельского собора (протоирей Лебедев), московской Духовной академии в Троицко-Сергиевской лавре (г. Корсунский), соборной библиотеки там же (иером. Авраамий), Лазаревского института в Москве (протоирей Яков Суренианц), в публичных библиотеках: белградской, загребской, люблянской (лайбахской), чешского музея в Праге, университетской и капитульной там же, краковской, берлинской, венской, лондонской, оксфордской, парижской, мадридской, монастырской на острове Св. Лазаря близ Венеции, Лауренцианской во Флоренции, университетской в Болонье, Ватиканской, «Пропаганды» и князя Барберини в Риме, Национальной в Неаполе. Все эти почтенные личности доставляли мне полную свободу в пользовании находящимися в их ведении рукописными сокровищами. Многие частные лица оказали также значительную помощь моему труду. Так, архиепископ Порфирий Успенский (в Новоспасском монастыре, в Москве) дозволил мне снять копии с заглавных букв и орнаментов всех значительнейших сербских рукописей его превосходного собрания (оно поступило с тех пор в С.-Петербургскую Императорскую публичную библиотеку). М.А. Хлудов, в Москве, точно так же дозволил мне снять копии с заглавных букв и орнаментов всей знаменитой коллекции югославянских рукописей, купленной его покойным отцом у А.Ф. Гильфердинга. Подобное же позволение дали мне: П.А. Сырку и г. Веркович, в С.-Петербурге, относительно их превосходных собраний болгарских рукописей; профессора: Чубинов, в С.-Петербурге, и Эмин, в Москве, относительно прекрасных, принадлежащих им грузинских и армянских рукописей. Все это вместе образовало обширную и важную коллекцию материалов для истории славянского и восточного орнамента. Большинство рисунков скопированы с оригиналов мною самим (другие рисовальщики будут указаны в особом списке). Текст, назначенный сопровождать этот атлас, должен, по моему предположению, рассмотреть и, по возможности, решить вопрос о происхождении не только русского орнамента, но и вообще русского архитектурного стиля, столь тесно с ним связанного. При этом необходимо должен быть рассмотрен и вопрос о составе и происхождении всего вообще орнаментального стиля славянского, с разными его подразделениями, каковы: стиль болгарский, сербский, герцеговинский, боснийский, молдо-влахийский, галицкий и т. д. Не имея средств издать на свой собственный счет как атлас мой, так и сопровождающий его текст, я в начале 1880 года обратился к бывшему тогда министру финансов, с просьбой ходатайствовать пред государем императором об издании этого труда на счет сумм министерства финансов. Генерал-адъютант Грейг с истинно-просвещенным сочувствием принял мою просьбу и счел возможным удовлетворить ее тем более, что, независимо от научного и исследовательного характера всего сочинения, атлас мой может иметь очень полезное практическое применение для нашей художественной промышленности всякого рода, представляя ей многочисленные, впервые еще являющиеся на общее обращение, образцы разнообразных славянских и восточных стилей древнего и Нового времени. И текст, и атлас свой я предлагаю министерству финансов безвозмездно. В бозе почивший государь император Александр II с большим сочувствием соблаговолил принять ходатайство министра финансов и 15 февраля 1880 года высочайше повелел: издать на счет государственного казначейства, из средств министерства финансов, мой труд, носящие заглавие «Славянский и восточный орнамент».
Владимир Васильевич Стасов (14 января 1824, Санкт-Петербург – 23 октября 1906, Санкт-Петербург) – русский музыкальный и художественный критик, историк искусств, архивист, общественный деятель.
Альбом подготовлен на основе исследований русского и восточного орнамента в рукописях VI–XIX вв. известным историком искусств В.В. Стасовым (1824–1906). Известный историк искусств В.В. Стасов, изучая древнерусское искусство, был поражен «характерностью и красотою заглавных букв и заставок, и вообще орнаментации, древних наших рукописей», так он стал снимать копии из понравившихся ему орнаментов, но на этом его интерес не исчез, он стал анализировать природу и историю орнамента, нашедшего свое отражение в этих рукописях, так пишет сам автор во вступительной статье к изданию: «Для этого, продолжая изучать обширный материал, доступный мне в России, я нашел нужным присоединить еще материал, представляемый европейскими собраниями и коллекциями. В продолжение нескольких путешествий, совершенных мной с 1862 по 1881 год, я изучал орнаментацию по славянским и восточным рукописям значительнейших европейских собраний». Материал для настоящего издания был собираем мной в течение более 25 лет, с большими, впрочем, перерывами, вследствие моих служебных и других занятостей. Первым поводом к собиранию этого материала послужила для меня выставка русских рукописей от XI до XVIII века, появившаяся в Императорской публичной библиотеке в 1856 году: ее, в числе многих других выставок, по желанию директора библиотеки, барона (впоследствии графа) М.А. Корфа, устроил тогдашний хранитель рукописей А.Ф. Бычков. Занятый в то время изучением многих сторон древнего русского искусства, я был поражен характерностью и красотою заглавных букв и заставок, и вообще орнаментации, древних наших рукописей. Особливо своеобразною мне казалась орнаментация русских рукописей XIII и XIV столетий. Я стал снимать копии со всего, что находил самого замечательного по этой части, и в несколько лет у меня составилась очень значительная коллекция снимков с заглавных букв и орнаментов замечательнейших рукописей Императорской публичной библиотеки и Румянцевского музея (тогда еще находившегося в Петербурге). Вначале, согласно общераспространенному мнению, я считал, что вся эта орнаментация была прямо заимствована из рукописей греко-византийских, болгарских и сербских. Но, познакомившись ближе с этими последними в богатых коллекциях нашей Публичной библиотеки и, сверх того, с югославянскими, преимущественно по коллекциям, вывезенным А.Ф Гильфердингом в 50-х гг. из Сербии, Герцеговины, Боснии, Македонии и т. д., я убедился, что одним заимствованием от византийцев, сербов и болгар нельзя объяснить всех орнаментальных форм, встречаемых в наших рукописях. Я находил, что одни формы происходят из иных еще чуждых источников, кроме Византии, Болгарии и Сербии, другие – имеют происхождение местное, собственно русское. Я увидел необходимость раздвинуть шире рамки исследования и включить в его пределы орнаментацию разных народностей, не принимавшихся прежде в расчет. Для этого, продолжая изучать обширный материал, доступный мне в России, я нашел нужным присоединить еще материал, представляемый европейскими собраниями и коллекциями. В продолжение нескольких путешествий, совершенных мной с 1862 по 1881 год, я изучал орнаментацию по славянским и восточным рукописям значительнейших европейских собраний. Везде, и в России, и на Западе, я встречал крайнее радушие и помощь, как со стороны гг. хранителей общественных и частных рукописных коллекций, так и со стороны ученых, к которым мне случалось обращаться за советом и указанием. Всего более я пользовался драгоценными рукописными сокровищами С.-Петербургской Императорской публичной библиотеки, и здесь я необыкновенно много обязан, в продолжение целой четверти столетия, радушному участию академика А.Ф. Бычкова, который, кроме всей остальной помощи, оказываемой моему труду советом и критикой, на основании своего долголетнего изучения и знания русских рукописей, постоянно указывал мне на те из них, которые имели точно определенное областное происхождение, а этот вопрос имел для моего труда первостепенное значение. В библиотеке С.-Петербургской Духовной академии он просмотрел для меня и определил время и место происхождения многих важнейших рукописей, прежде принадлежавших Новгородскому Софийскому собору и до сих пор еще специально не исследованных. В течение 1882–1883 гг., будучи уже директором Императорской публичной библиотеки, А.Ф. Бычков также много помог моему труду, вытребовав в Петербург, официальным путем, некоторые очень важные рукописи на просмотр: из Бухареста и из Киева – румынские, из казанской Духовной академии – соловецкие, из полтавской Духовной семинарии – одну галицкую. В Москве, при изучении мной рукописей Публичного и Румянцевского музея и других московских собраний, мне оказал много доброй помощи своим знанием А.Е. Викторов, хранитель отделения рукописей в означенном музее. Академикам и профессорам: Ягичу в Петербурге и Миклошичу в Вене я многим обязан (1880) в хронологическом определении некоторых глаголических и югославянских рукописей. Каноник Рачки, в Загребе, с величайшею обязательностью помогал мне (1880) при изучении югославянских рукописей двух загребских библиотек: Академической и Метрополитальной. Профессор Стоян Новакович, в Белграде, оказал мне точно такую же сочувственную помощь при изучении мною (1880) сербских и болгарских рукописей в двух белградских библиотеках: «Народной» и «Сербского ученого дружства». Профессору Патере я чрезвычайно много был обязан при изучении, в Праге (1880), чешских рукописей, находящихся в трех пражских библиотеках: Чешского музея, Университетской и Капитульской (соборной). Профессора Патканов (в Петербурге) и Эмин (в Москве) с большою любезностью занялись, по моей просьбе, определением многих рукописей армянских, профессора Чубинов и Цагарелли (в Петербурге) – подобным же определением многих рукописей грузинских. Отец Алишан, викарий армянского монастыря на острове Св. Лазаря, близ Венеции, с величайшим сочувствием сообщал мне (1880) все имеющиеся в их библиотеке хронологические сведения об армянских рукописях великолепного их собрания. Профессор Вествуд оказал мне великую помощь во время изучения мною (1862) рукописей Бодлеянской библиотеки в Оксфорде. Директора, бывший и нынешний, отдела рукописей Британского музея, Мадден и Бонд, и хранитель тамошнего отдела восточных рукописей, Рие, с величайшей готовностью давали мне всегда, в бытность мою в Лондоне, в 1862, 1867, 1873, 1875, 1878 и 1880 гг., полную возможность изучать необходимые мне рукописи, так что, например, я просмотрел, одну за другой, все решительно эфиопские рукописи, привезенные в Лондон из Африки, после кончины абиссинского короля Феодора, и почти все без исключения коптские, сирийские и византийские рукописи Британского музея. Директора, бывший и нынешний, отделения рукописей парижской Национальной библиотеки, Гаазе и Мишлан, и хранитель отделения восточных рукописей ее, Цоттенберг, при всех моих посещениях Парижа, в 1862, 1867, 1873, 1875, 1878 и 1880 годах, и при всех занятиях в их библиотеке, были необыкновенно обязательны и много облегчали мне мой труд; г. Цоттенберг, как один из замечательнейших ориенталистов, делал мне, в продолжение долголетнего нашего знакомства, много полезнейших указаний по части рукописей сирийских, коптских, арабских, армянских, грузинских и др. парижской библиотеки. По просьбе кардинала Питра, кардинал Симеони дозволил мне доступ, всегда столько затруднительный, в библиотеку «Пропаганды» в Риме (1880). Первый современный знаток коптского языка, профессор Ревильу, в Париже, с самою обязательною готовностью принял на себя труд хронологического определения для меня древнейших коптских рукописей библиотеки «Пропаганды» в Риме и Неаполитанского национального музея, от V до X века (1880). Профессор Штерн, в Берлине, указал мне (1880) все значительнейшие коптские рукописи берлинской Публичной библиотеки; доктор Клатт, консерватор восточных рукописей той библиотеки, – все ее замечательнейшие армянские, грузинские и арабские рукописи. Профессор Карабачек, в Вене, предоставил, с необычайным великодушием, в полное мое распоряжение, для изучения и копирования, все великолепное свое собрание снимков с куфических рукописей из всех значительнейших европейских коллекций (1880). Но, кроме того, я считаю себя очень много обязанным всем вообще гг. хранителям отделения рукописей в публичных русских и европейских библиотеках, где мне привелось работать в течение последних 15 лет. Много мне помогли, кроме исчисленных выше, гг. хранители рукописей в библиотеках: Академии науки в С.-Петербурге (г. Ламбин), С.-Петербургской Духовной академии (г. Родосский), Московской синодальной типографии (г. инспектор Румянцев), московского Архангельского собора (протоирей Лебедев), московской Духовной академии в Троицко-Сергиевской лавре (г. Корсунский), соборной библиотеки там же (иером. Авраамий), Лазаревского института в Москве (протоирей Яков Суренианц), в публичных библиотеках: белградской, загребской, люблянской (лайбахской), чешского музея в Праге, университетской и капитульной там же, краковской, берлинской, венской, лондонской, оксфордской, парижской, мадридской, монастырской на острове Св. Лазаря близ Венеции, Лауренцианской во Флоренции, университетской в Болонье, Ватиканской, «Пропаганды» и князя Барберини в Риме, Национальной в Неаполе. Все эти почтенные личности доставляли мне полную свободу в пользовании находящимися в их ведении рукописными сокровищами. Многие частные лица оказали также значительную помощь моему труду. Так, архиепископ Порфирий Успенский (в Новоспасском монастыре, в Москве) дозволил мне снять копии с заглавных букв и орнаментов всех значительнейших сербских рукописей его превосходного собрания (оно поступило с тех пор в С.-Петербургскую Императорскую публичную библиотеку). М.А. Хлудов, в Москве, точно так же дозволил мне снять копии с заглавных букв и орнаментов всей знаменитой коллекции югославянских рукописей, купленной его покойным отцом у А.Ф. Гильфердинга. Подобное же позволение дали мне: П.А. Сырку и г. Веркович, в С.-Петербурге, относительно их превосходных собраний болгарских рукописей; профессора: Чубинов, в С.-Петербурге, и Эмин, в Москве, относительно прекрасных, принадлежащих им грузинских и армянских рукописей. Все это вместе образовало обширную и важную коллекцию материалов для истории славянского и восточного орнамента. Большинство рисунков скопированы с оригиналов мною самим (другие рисовальщики будут указаны в особом списке). Текст, назначенный сопровождать этот атлас, должен, по моему предположению, рассмотреть и, по возможности, решить вопрос о происхождении не только русского орнамента, но и вообще русского архитектурного стиля, столь тесно с ним связанного. При этом необходимо должен быть рассмотрен и вопрос о составе и происхождении всего вообще орнаментального стиля славянского, с разными его подразделениями, каковы: стиль болгарский, сербский, герцеговинский, боснийский, молдо-влахийский, галицкий и т. д. Не имея средств издать на свой собственный счет как атлас мой, так и сопровождающий его текст, я в начале 1880 года обратился к бывшему тогда министру финансов, с просьбой ходатайствовать пред государем императором об издании этого труда на счет сумм министерства финансов. Генерал-адъютант Грейг с истинно-просвещенным сочувствием принял мою просьбу и счел возможным удовлетворить ее тем более, что, независимо от научного и исследовательного характера всего сочинения, атлас мой может иметь очень полезное практическое применение для нашей художественной промышленности всякого рода, представляя ей многочисленные, впервые еще являющиеся на общее обращение, образцы разнообразных славянских и восточных стилей древнего и Нового времени. И текст, и атлас свой я предлагаю министерству финансов безвозмездно. В бозе почивший государь император Александр II с большим сочувствием соблаговолил принять ходатайство министра финансов и 15 февраля 1880 года высочайше повелел: издать на счет государственного казначейства, из средств министерства финансов, мой труд, носящие заглавие «Славянский и восточный орнамент». |
|
|
|
|
|